Роль хозяйственной деятельности кошевых товариществ в Карачае и Балкарии в процессе их социально-экономического развития в XIX – начале XX века

Роль хозяйственной деятельности кошевых товариществ в Карачае и Балкарии в процессе их социально-экономического развития в XIX – начале XX века

Е. С. Нухрикян

В статье рассматриваются особенности функционирования такого вида коллективной хозяйственной единицы, как кошевое товарищество, у карачаевцев в XiX – начале XX века. Основное внимание уделено имущественным отношениям, возникавшим у совладельцев коша, вопросам арендных отношений, специфике хозяйственной деятельности.

Ключевые слова: кош, Карачай, Балкария, аренда, имущество, собственность, скотоводство, землевладение.

Своеобразие складывающегося в историческом прошлом экономического уклада в жизнедеятельности карачаевского и балкарского народов, тесно связанного с развитием отгонного скотоводства, детерминировало широкое развитие коллективных форм ведения хозяйства. Они зародились довольно давно и полностью выдержали испытание временем – даже в условиях, когда в XiX столетии на Кавказе начала распространяться система товарно-денежных отношений. Мало того, именно в тот период этот традиционный для Карачая и Балкарии хозяйственный институт, принимавший вид кошевого товарищества, получил новые возможности и стимулы для эффективного развития. Данное обстоятельство вело, прежде всего, к значительному увеличению размеров имущества, находившегося в коллективной собственности.

Традиционной формой коллективного ведения животноводческого хозяйства у карачаевцев и балкарцев, локализованного за пределами аульной общины, были коши (кар.-балк. къош), или кошевые товарищества. К середине XiX в. сформировались два вида кошевых хозяйств: один из них по традиции создавался при одном нераздельном хозяйстве (единоличника – «кеси башына къош», семьи – «юйдеги къош»), другой – на группе частных хозяйств. В первом случае кошевые хозяйства функционировали на адатном «кошевом уложении» (къош мизам), а во втором – на совместном договоре, тем самым становясь формой животноводческого товарищества (къош нёгерлик). Кроме того, в кошевых хозяйствах первого вида управленческие функции были сосредоточены в руках главы семьи, а во втором виде кошевых хозяйств общее руководство осуществлял кошевой глава (къош тамада), который являлся хозяином большей части объединенного поголовья. На руководителя коша возлагались управленческие и контрольные функции в рамках повседневной трудовой деятельности членов кошевого хозяйства: всесторонний учет поголовья скота и всех расходов; поддержание внешних связей (в том числе с властями, другими кошами, аульными обществами); заключение арендных соглашений на земельные угодья и сбыт животноводческой продукции.

Анализируя трудовую жизнедеятельность кошевых товариществ, историк И. Х.-Б. Тамбиев писал, что в рамках кошевого хозяйствования сосредоточена «целая система организации труда, форм и методов ведения хозяйства» и что по своей структуре указанные товарищества представляли собой временное объединение нескольких индивидуальных хозяйств «для совместного ведения хозяйства». Каждый член кошевого товарищества оставался собственником, «сохранял свое собственное хозяйство», «имел право выйти из коша» [14: 192].

Кошевые хозяйства располагались как вблизи населенных пунктов, так и в многочисленных урочищах вдоль мелких притоков реки Кубани. Основная часть кошевых хозяйств находилась за пределами района Большого Карачая. Так, еще в 1850 г. было зафиксировано функционирование в верховьях реки Подкумка кошевого овцеводческого хозяйства братьев Байчеровых. Данное хозяйство поддерживало тесные связи со станицей Боргустанской [5: Л. 3]. В свою очередь, у казацкого населения указанной станицы брали в аренду земельные угодья члены другого кошевого хозяйства – О. Байчоров и Дж. Байчоров [7: 41]. В результате к концу 1850-х гг. в бассейне западной части реки Терек исправно функционировало почти 300 карачаевских кошевых хозяйств. В дальнейшем, после проведенного властями административного разграничения между новообразованными областями – Кубанской и Терской, из указанного количества кошевых хозяйств осталось не более 70. На казенных землях (Эшкаконском и Абуковском) арендовал угодья карачаевец Коджаков (2000 десятин). Также большие земельные угодья (на правах субаренды) находились в распоряжении братьев Байчоровых и К. Айбазова. Впоследствии этими лицами было создано весьма солидное скотоводческое товарищество («компания»). В хозяйственной деятельности арендаторов казенных земельных угодий имелись некоторые ограничения, налагаемые со стороны официальных властей. В частности, разрешалось распахивать не более 20-ти десятин целинных земель, при этом соблюдение этих строгих норм было главным условием арендного землепользования. Чтобы добиться некоторого ослабления этих норм, руководивший в то время Карачаем Н. Г. Петрусевич обратился к начальнику Терской области с просьбой разрешить арендаторам «произвести на арендуемых ими землях распашку земли» до 200 десятин. Ему удалось получить согласие в этом вопросе, но при этом выдвигалось условие, что в случае распахивания целинных земель арендаторы заплатят (кроме 1700 рублей арендной платы) по 1 руб. серебром за каждую десятину пашни, или по 50 коп. [1].

Весьма интересная картина хозяйствования в кошевых товариществах представлена известным исследователем Г. П. Петровым. Они писал, что почти все кошевые хозяйства были маленькими общинами, которыми руководили лица, пользующиеся всеобщим уважением и имеющее достаточный опыт успешной хозяйственной деятельности. Ему подчинялись все без исключения члены кошевого товарищества: они должны были исправно выполнять распоряжения и установления руководителя коша, «касающиеся порядка пастьбы, присмотра за скотом, а также соблюдения внутреннего спокойствия и благочиния» [8: 142]. Члены кошевых хозяйств располагали своей долей в надое молоке, мясе, шерсти, шкурах; получали они также полагаемую им часть денежной суммы от реализованной на рынках продукции кошевого товарищества (в соответствии с совместно заключенной договоренностью) [17: 86]. В процессе постепенного вовлечения народов горских окраин Кавказа в общероссийское экономическое пространство кошевые хозяйства в своей нормативной части довольно успешно адаптировались к новому капиталистическому укладу. Договорная основа этих хозяйств удачно сосуществовала с нормами имперского (русско-европейского) права, вбирая в себя соответствующие элементы – письменное соглашение, денежную форму арендных платежей и др.

Кошевые хозяйства успешно функционировали почти на всей территории нынешнего Карачая. Об этом, в частности, свидетельствует весьма интересный документ – текст выступления Н. С. Иваненкова (известного исследователя юга России) на ежегодном собрании «Общества любителей изучения Кубанской области» (28 ноября 1908 г.). Ученый отмечал, что уже сто лет назад «во всем Карачае, далеко вне поселений, были разбросаны небольшие хуторки, кочевки и коши» [6: 52]. Немалое количество кошей-зимовников находилось на землях, примыкающих к берегам реки Уллу-Каму [15: 23]. Только в бассейне реки Учкулана в 1907 г. действовало не менее 72 кошевых хозяйств с поголовьем скота около 12,7 тысяч голов [6: 57-58]. В этой связи необходимо отметить, что в прошлом один из исследователей социально-экономической жизни в кошевых товариществах А. Терентьев явно недооценивал рыночный потенциал такой формы ведения скотоводческого хозяйства, утверждая, что она оказывала негативное воздействие на процесс «дифференциации скотоводов внутри рода» [6: 57–58]. Между тем реальность, складывающаяся в этой сфере социально-экономической жизни карачаевского и балкарского народов, была несколько иной. В частности, в дореволюционный период в экономической жизни этих народов быстрыми темпами развивался процесс рыночного животноводства, что диктовало необходимость освоения земельных угодий, в первую очередь – пастбищных ресурсов района Кавказских Минеральных Вод. Этим фактором, на наш взгляд, следует объяснить использование в то время практически всеми кошевыми хозяйствами в широких масштабах арендного землепользования в своей деятельности.

На территории Терской области крупными арендаторами земельных угодий являлись кошевые хозяйства, возглавляемые Т. Байчоровым (3 тысячи десятин) и Ч. Байчоровым (2 тысяч десятин) [14: 56–57]. В хозяйствах этих лиц насчитывалось не менее 10 тысяч овец и 2 тысяч лошадей; кроме того, в них имелось значительное поголовье крупного рогатого скота. Из кошевых хозяйств Байчоровых поставлялась молочная и мясная продукция в курорты Минеральных Вод; привозился также кумыс, «который охотно пили больные» [7: 223-424]. Вблизи Кисловодска Байчоровыми был построен маслосырзавод [7: 342], а в скором времени здесь появился хутор Байчоровский [11: 49]. Как отмечают некоторые исследователи, «уздени Байчоровы … к концу ХiХ века собрали в своих руках огромные массивы земель от Мары до Кисловодска» [7: 218]. В условиях расширяющихся масштабов хозяйственной деятельности требовался значительный наемный труд, и данная задача решалась успешно. За пределами Карачая большие площади земельных угодий арендовали также представители других фамилий – Чагаровых (100 десятин), Хубиевых (400 десятин) и др. [12: 49]. Характеризуя роль кошевых хозяйств в экономической жизни Терской области, председатель Кубанского статистического комитета Н. С. Иваненков (1912 г.) приводил следующий пример: ценовая стоимость на крупный и мелкий рогатый скот на торговых рынках Кисловодска находилась в прямой зависимости от того, сколько скота пригоняли на продажу карачаевцы – члены кошевых товариществ [6: 63].

В Кубанской области кошевые хозяйства действовали в верховьях рек Большой и Малый Зеленчук, а также реки Лаба, где имелись качественные летние выпасы. Особое внимание хозяйств привлекали казенные пастбища лесничеств – Баталпашинского (61,5 тысяч десятин) и Загеданского (13,5 тысяч десятин), где имелось «9 совершенно обособленных и ограниченных естественными границами пастбищных участков» [9: 18–20]. Согласно архивному документу (датированному 1895 г.), «пастбища Баталпашинского лесничества состоят в исключительном пользовании общества аулов Карачаевских и Горско-Зеленчукских»; эти аулы «во избежание столкновений и недоразумений во время пастьбы скота, по взаимному между собою соглашению, установили предельные границы пастбищных мест, входящих в район их пользования». Далее отмечалось, что согласно договоренности, «карачаевское общество пользуется всеми нагорными пастбищами между реками Тебердою и Большим Зеленчуком с притоком Псыш». На казенные пастбища Баталпашинского отдела в летний период перегонялся скот из 24 аулов, включая около 12,8 тысяч лошадей, свыше 14,4 тысяч голов крупного рогатого скота и 139,5 тысяч овец и коз (по данным областного управления госимущества поголовья в действительности было «несколько больше»). При этом подчеркивалось, что горцы, «занимаясь главным образом скотоводством и коневодством, крайне заинтересованы в сохранении за собою» указанных пастбищ [9: Л. 18–20] из-за невысокой арендной платы. Она составляла всего 10 копеек с каждой головы крупного рогатого скота и 5 копеек – с мелкого, «причем сборщиками назначались лица из горцев» [9: Л. 21–22]. Все без исключения пастбища находились в ведении регионального Министерства земледелия и государственных имуществ России – Лесного департамента Управления земледелия и государственных имуществ Кубанской области и Черноморского округа.

За пределами Баталпашинского отдела в Кубанской области карачаевцы арендовали земельные угодья в Лабинском и Майкопском отделах [10: 176]. В связи с этим начальник Хумаринского участка отмечал, что горцы-карачаевцы «большую часть земель» арендуют «в станицах, где во время нахождения скота на нагорных пастбищах» заготовляют сено на зиму [4: 33–44об].

Следует отметить, что аренда земли у горцев практиковалась издавна: она была связана в первую очередь с ландшафтным фактором и обусловливалась сезонным характером горного животноводства. Нагорные летние пастбища (в основном альпийские луга) эксплуатировались 3–4 месяца в течение всего года (в период с мая по сентябрь). В остальное же время большая часть поголовья скота располагалась в предгорно-плоскостной и степной части региона. Здесь временно обустраивались зимовники. Большие площади центрально-кавказских равнинных угодий до событий Кавказской войны в основном контролировались феодалами Кабарды, которые охотно сдавали эти угодья животноводам-горцам, одновременно беря на себя обязательства охраны арендаторских хозяйств. Как отмечала сословно-поземельная комиссия Терской области, необходимость в таком покровительстве «преимущественно проистекала из потребностей горцев весной и осенью выходить со своими стадами на плоскость» [2: 116].

У феодальных землевладельцев Большой Кабарды арендовали пастбища горские общества Балкарии: Чегемское – вдоль рек Черек, Аргудан, Чегем, Малка и Баксан; Безенгиевское и Холамское – вдоль рек Нальчик, Шалушка и Черек [2: 115]. Все арендные отношения оформлялись адатом («народным обычаем»), о чем сообщает дореволюционный документальный источник: «В жизни кабардинского народа и горских обществ установились сношения, основанные на народном обычае, по которому горские овцеводы за право выгона стад своих одаряли аульных владельцев» [2: 116].

Вид платежа за пользование арендными земельными угодьями заранее обговаривался договаривающимися сторонами. Например, балкарское кошевое хозяйство за пользование угодьями князей Атажукиных выделяло по одному быку за каждый весенний (конец февраля – середина апреля) и осенний период пастьбы (конец сентября – середина декабря) [2: 115–116]. Карачаевский кош платил за земельную аренду кабардинскому владельцу по одному барану в год. Мало чем отличалась и внутренняя земельная аренда: так, князья Суншевы (Безенгиевское общество) сдавали в аренду земельные пастбища по следующим условиям: 2 головы из каждой сотни овец, а также определенное количество молока с пасшего на их угодьях крупного рогатого скота. По сути, эта «дань» («одаривание») выступала натуральной формой арендных платежей, которые арендатор платил собственнику пастбищных земельных угодий за их эксплуатацию и обеспечение безопасности.

Однако специфика земельных арендных отношений выходила за рамки сугубо хозяйственного плана. Обретая устойчивый характер, они переходили в своеобразную личную унию, в рамках которой арендодатель становился протектором, а арендатор – его протеже. Как писал в 1869 г. исследователь П. А. Гаврилов, в результате налаживания земельных арендных отношений «горцы приобретали защиту от хищнических набегов и спокойно пасли свои стада на плоскости, исправно платя своим покровителям условленную дань» [3: 10–11]. Такая уния (иногда скреплявшаяся и аталыческими отношениями) могла действовать даже за рамками времени и места аренды, будучи взаимовыгодной и создавая стабильный источник системы жизнеобеспечения обеих сторон.

После присоединения горских обществ и Кабарды к Российской империи «арендно-протекторатные» отношения и связанные с ними соответствующие адатные нормы прекратили свое существование. На смену им пришли новые формы, основанные на товарно-денежных отношениях. Как указывала историк В. П. Невская, «вряд ли была на Кавказе еще одна такая область, где арендные отношения играли столь большую роль, как в Карачае» [7: 412]. Все это было результатом развития рыночных основ у кошевых хозяйств, вовлеченных также в арендный оборот земельных угодий. Документально оформляемые, а также регистрируемые арендные сделки частных лиц с казенными учреждениями, горскими и казачьими обществами, непосредственно между хозяйственниками способствовали расширению правового кругозора горцев.

В целом можно утверждать, что к концу XiX в. кошевые товарищества получили черты ориентированного исключительно на рынок классического фермерского хозяйства. Именно оно стало «столбовой дорогой» к капитализму в горских, исключительно животноводческих, обществах Карачая и Балкарии.

В заключение можно отметить, что кошевые хозяйства, основанные на коллективном труде и собственности, наглядно продемонстрировав свою жизнеспособность и достаточную эффективность, некоторое время продолжали функционировать даже в советский период. Новый импульс эти товарищества получили в нэповские 1920-е годы, легализовавшие рыночные отношения в стране. В этой связи небезынтересным является следующий факт: крестьянин из аула Карт-Джурта по имени Ахлау (имевший 8 голов скота) сообщал о том, что вступил в товарищество вместе с Т. К. Узденовым. Согласно договору, за содержание Узденовым скота, принадлежавшего Ахлау, один сын последнего работал в кошевом хозяйстве, а другой (за отдельную плату) – косил сено для кошевого хозяйства, где работало еще несколько наемных работников (къош джалчы). С началом коллективизации в 1930 г. «за хищническое истребление был конфискован скот у 52 крупных кулаков Карачая», в кошевых хозяйствах каждого из которых было по 7–8 компаньонов [13: 35]. В первой половине 1930-х гг. оставшиеся кошевые товарищества бедняков и середняков влились в колхозы. Таков был окончательный финал указанной формы хозяйствования у карачаевского и балкарского народов.

ЛИТЕРАТУРА

1. Архив Карачаевского НИИ. Ф. 24. Д. 4.

2. Думанов Х. М. Землевладение и земельно-иерархическое право в Кабарде в первой половине XiX в. // Актуальные проблемы феодальной Кабарды и Балкарии. Нальчик, 1992.

3. Гаврилов П. А. Устройство поземельного быта у горских племен Северного Кавказа // Сборник сведений о Кавказских горцах. Тифлис, 1869. Вып. 2.

4. Государственный архив Краснодарского края. Ф. 454. Оп. 4. Д. 159.

5. Государственный архив Ставропольского края. Ф. 20. Оп. 1. Д. 370.

6. Иваненков Н. С. Карачаевцы (Доклад, прочитанный на общем собрании членов «Общества любителей изучения Кубанской области» 28 ноября 1908 г.) // Известия Общества любителей истории Кубанской области. Екатеринодар, 1912. Вып. V. 25–91 с.

7. Невская В. П. Карачай в XiX веке // Ас-Алан. М., 2002. № 1(6). 130–475 с.

8. Петров Г. Верховья Кубани – Карачай // Памятная книжка Кубанской области на 1880 год. Екатеринодар, 1880.

9. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 330. Оп. 7. Д. 46.

10. Социально-экономическое, политическое и культурное развитие народов Карачаево-Черкесии (1790–1917): сборник документов. Ростов-на-Дону, 1985. 287 с.

11. Список населенных пунктов Терской области. Владикавказ, 1915. 459 с.

12. Студенецкая Е. Н. К вопросу о феодализме и рабстве в Карачае XiX в. (по некоторым архивным документам) // Советская этнография. М., 1937. № 2–3. 45–72 с.

13. Тамбиев И. О социалистической реконструкции животноводческого кошевого хозяйства Карачая // Революция и горец. Ростов-на-Дону. 1931. № 6–7.

14. Тамбиев И. Х.-Б. О Карачае и Балкарии. Сб. очерков, статей, заметок / сост. И. М. Шаманов и Ф. И. Шаманова; отв. ред. В. П. Невская. Ставрополь: Сервис-школа, 2003. 336 с.

15. Тепцов В. Я. По истокам Кубани и Терека // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Тифлис, 1892. Вып. 14. 83–179 с.

The role of economic activity kosh partnerships in Karachay and Balkaria in the process of their socio-economic development in the XIX – early XX century

E. S. Nuhrikyan

The article deals with the peculiarities of such a collective economic unit as kosh partnership among karachays in the XiX – early XX centuries. it is focused on property relations emerged from the co-owners of kosh, on the lease, the specificity of economic activities.

Key words: kosh, Karachay, Balkaria, rent, property, possession, cattle-breeding, landownership.

Источник:

Вестник Северо-Осетинского государственного университета им. К. Л. Хетагурова Общественные науки 2016, № 1. С. 52-56